Не скажу, что я не доволен таким раскладом вещей.
Ближе к вечеру ко мне подошел атаман. Он прекрасно видит, что я не намерен долго засиживаться на месте сотенного. Хоть мне и кажется, что я не лезу вон из кожи, чтобы это продемонстрировать. Тем не менее, помимо меня есть и другие волки в стае. Не менее амбициозные, не менее упертые.
Я почти не слушаю его. Он говорит, что непозволительно накалять обстановку внутри стаи. Я в том настроении, когда соглашаюсь со всем. Близится ночь, но что делать. Я не могу послать атамана. Мои челюсти не настолько крепки, чтобы вписаться в этот поворот. Я киваю.
Раз уж я внутри новой семьи, мне надо принять местные обычаи. Снова киваю. И если я хочу здесь прижиться, должен проявлять уважение. В стае непростое время, надо проявить внимание, терпение, заботу. Надо полюбить каждого, кто готов это принять. Моя голова снова качнулась в утвердительном жесте.
Атаман смотрит мне в глаза и говорит, что этой ночью я иду на охоту. Группа собирается через час, идет по следам старого оленя и... Честно говоря, дальше я упускаю нить разговора. Я не иду в логово, чтобы отдохнуть? Мой взгляд перемещается на группу охотников, но не задерживается надолго. Я смотрю на атамана и хочу возразить. Но молчу. Я наделал много ошибок по молодости из-за своего языка. Пора прекращать. Я опять, в который раз за беседу, киваю.
И вот мы идем по лесу. Настолько тихо, неуютно и мрачно вокруг, что у меня началась игра "не усни на ходу". Я держусь рядом с охотникам, но в то же время отдельно от них. Иду в нескольких метрах параллельно двум каннибалам, которые о чем-то негромко разговаривают. Я иногда смотрю на них и киваю. Словно это как-то подтверждает мой факт присутствия здесь. Я слышу шаги еще двух, тех, которые идут впереди. Слева от меня тоже кто-то есть. Сзади тоже. Я иду молча и потому начинаю ощущать, как наваливается сонливость.
Около десятка метров отделяют нас от возможной добычи. Прихрамывая, олень уходит дальше в лес. Но не бежит: он измотан походом. Мы, как стая шакалов, тоже не спешим нападать. Все ждут какой-то команды, какого-то знака. Но еще слишком рано. Да и местность к атаке не располагает.
Пока мы идем, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, не потерялся ли кто позади. Честно говоря, я даже не знаю, сколько нас точно. Пять, семь, двенадцать. Мои глаза выхватывают из темноты силуэт волчицы, бредущей немного позади и сбоку от меня, в метрах трех-четырех. Похоже, она тоже устала. Как и все здесь присутствующие. Всем в тягость затянувшееся ожидание.
На ее плече светлеет специфическая отметина.
Мне не составляет труда узнать в волчице Ингу. Моя морда растягивается в такой ухмылке, что может показаться, что губы вот-вот лопнут. Хорошо, что здесь темно и мой силуэт практически невозможно разобрать. Белое пятно без каких-то признаков личности. Я перестаю улыбаться и замедляю шаг, давая Инге обогнать меня.
Когда она поравнялась со мной и вырвалась вперед, я подошел ближе. Несколько ритмов шага шел молча. Сейчас держу голову в районе ее шеи, не морды. Мне не нужны отметины от зубов на переносице.
- Ночи доброй, - тихо и вкрадчиво начинаю я. Остальные небольшие группы идут недалеко, но я знаю, что этого расстояния достаточно, чтобы услышать только голос, но не слова.
- Послушай, - начинаю я через небольшую паузу. С места в карьер.
- Я бы хотел извиниться, - нет, не хотел бы. Но мой голос звучит достаточно искренне.
- Мне жаль, если наговорил тебе лишнего, - вовсе не жаль. - Белый - это и правда испытание для стаи. Блудная овца, верно?
Я улыбаюсь одними губами. Жду. Жду уругана, а потому считаю своим долгом перевести тему. Не только для нашего круга. Я беру слово, никого не спрашивая. Лжекомандор.
- Надо разделиться, - гораздо громче, чем раньше, говорю я, так, чтобы услышали все. Вместе с тем останавливаюсь и жду, пока на мою фигуру обратят внимание. - Часть пойдет на северо-запад, обойдет полукругом и зайдет спереди. Кто-то может подстраховать с противоположной стороны. Остальные догонят.
Я обвожу взглядом двух волков, стоящих рядом с собой, Ингу и какого-то чувака. На последнем мой взгляд не задерживается. Он не попадает в тот круг, который я обрисовал. Только я и Инга.
- Мы пойдем на северо-запад.
Я произношу это так уверенно, как только могу. Мое положение здесь такое же, как и у всех остальных парней. Единственное, на чем я могу сыграть, это мой собственный рост и природная слабость их характеров. Короче говоря, я тычу в небо и просто надеюсь на то, что сцена с убеждением сработает. И, возможно, это заодно позволит мне избежать выплеска яда со стороны Инги, пока ее мысли будут заняты стратегическими ходами.
Но знаешь что? Никакой это не стратегический ход. Это вообще никакой не ход. Мне не нужен этот олень совсем. Охотник из меня так себе, да и я здесь по другому поводу.
Дело кажется мне заведомо проигрышным. Инга достаточно истирична и не сдержанна, чтобы я не сумел с ней справиться одними разговорами. Просто потому, что она не даст мне сказать и слово. И все, что мне остается, это ужасно лицемерить в данный момент, чтобы предпринять попытку. Для галочки, думаю я.
- Что скажешь? - обращаюсь лично к черно-бурой, но не меняю тембр голоса. - У нас были разногласия, но почему бы не оставить их в прошлом? Ради общего дела. Ради стаи.
А может, мне удастся пустить в пыль глаза. Так, что потом мы останемся друзьями. Таким типом друзей, которым нет друг до друга никакого дела, но они мирно сосуществуют бок о бок и изредка интересуются тем, как дела. Но интересуются безразлично. У тебя умерла жена? Какая жалость. Ты лишился ноги? Мне жаль. В твоем теле поселились черви? Всяки несчастья случаются.
Я стою между Ингой и каким-то буроватым парнишкой. Может, мне только кажется, что он бурый. Я смотрю на нее и терпеливо жду ответа. стою, чуть склонив голову. Жду не только я. Все вокруг ждут. И я знаю, что на публике она не сможет отказать в такой несущественной просьбе.

-  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -  -На открытой местности мы не загоним оленя. Кто-то слишком не опытен, кто-то устал, кто-то и вовсе не горит желанием работать в паре. Мы выйдем на открытую местность и будем гнаться за животным, которое перемещается быстрее, чем любой из нас на своих четырех. Даже несмотря на рану, которая, кстати, далеко не смертельная. Но все эти слова, все мысли остаются только в моей голове.
Есть целый ряд причин, по которым я не перечу Инге. Во-первых, я сторонник той теории, что учиться проще на своих ошибках. И если тебе сотню раз скажут не лезть к медведю, ничего не будет более убедительно, чем сама встреча с бурым. Во-вторых, мне все равно. Да, я хотел бы поймать добычу, но не сегодня. В этот вечер, в эту ночь у меня несколько иные планы. А я не люблю думать о двух важных вещах одновременно.
Я равнодушно пожал плечами. Мол, делай как знаешь, всяко бывает.
- Следуем указаниям командоса, - я кивнул в сторону Инги. Добавил к ее пламенной речи короткую фразу, и тем самым подпортил весь тот перец, которым волчица сдобрила свои слова. Я видел, как и на мордах напарников появились тени улыбок. Она явно жалеет, что не уродилась огромным самцом. Ох, это было бы зрелищно. И сейчас она только рычит. Словно ей надо разогреть гортань, прежде чем она придумает новые эпитеты для меня. Я слышу ее призыв, смешанный с львиной долей негодования. Как будто мать, взбешенная непослушанием, зовет меня обратно в логово. Я раскрываю шире глаза, развожу в разные стороны уши. На морде появляется гримасса притворного страха. В следующую минуту я уже негромко смеюсь.
За несколько скачков я смог догнать Ингу и теперь шел рядом с ней. Весьма близко, не больше одного-двух дюмов оставалось от моего бока до ее. Иногда казалось, что я чувствую, как ее шерсть касается моей. Каждый раз я интуитивно ждал, что меня шибанет током.
Я шел молча. Очень скоро голоса болотных затихли вдалеке. Вокруг стало совсем тихо. Только несколько раз ухнул перед охотой филин. А этому парню попроще. Всегда один охотится. Об отношениях не думает даже. Я хочу посмотреть на Ингу, но знаю, что услышу в ответ нечто вроде "чего вылупился". А я, кстати, не вылупился. Когда вокруг глаза нет кожи, он действительно смотрится иначе, чем обычный. Но я не смотрю на Ингу. Даже не поворачиваю голову в ее сторону. Она наверняка хочет отойти от меня, но для этого придется нырнуть в снег по самую шею. Потом вода на теле начнет замерзать, заиндевеет шерсть, холод прокрадется под кожу. Нет, она не захочет отходить.
В какой-то мере мне интересно узнать, отчего она ерепенится с такой силой. Да, не все болотные готовые принять новое положение вещей, но чтобы крыситься с поводом и без - это нет. Но я хочу узнать совсем не с той целью, чтобы что-то изменить. Эта информация будет для меня бесполезной. И поэтому я все еще молчу. В какой-то момент набираю полную грудь воздуха, шумно выдыхаю и поднимаю голову вверх.
Верхушки елей начертили в небе дорожку из серебристого света. Я не люблю полнолуние. Вокруг слишком светло. Не так, как в дебрях, где мы шли вместе со стаей. Я вижу землю под ногами на несколько метров вперед. Ингу вижу так, словно сейчас день. Но ветер приносит темные тучи. Рано или поздно они должны скрыть звезды и закрыть собой лунный диск. Некоторые звезды уже не видны.
- Раслабься, -  я не могу сдержать усмешки, глядя на Ингу. Как отчаянно она старается показать мне, что презирает фортийцев. Меня в частности. Всей душой не хочет признавать, что теперь придется жить со мной в одной стае. Но и ее понять можно. Нечто подобное творилось и в стае Фортье, когда туда пришли болотные. Моя мать, к примеру, была крайне негативно настроена по отношению к болотным. Но я ни с кем никогда не был до конца честен. Я бы не ушел из своей стаи. Я мог костьми лечь, но защитить их. Возможно, когда-нибудь я бы и сам гнал взашей болотных, вырезал предателей. Но фортийцы сами подтолкнули меня к этому. Мною движут не самые благородные, но самые крепкие мотивы. Месть. Презрение. Нотки садизма.
Не знаю, отражается ли эта работа мысли на моей морде, но я замечаю, что и правда расслабился. Я уже не тот шут Гайр, которого изредка можно увидеть на публике. Не тот, который готов рявкнуть за единственное слово, которое придется не по душе. Я просто иду рядом с Ингой. Запах талого снега, грязи, болотной мерзлой тины смешивается с ее запахом. Через приоткрытую пасть лучше слышишь все запахи. Совсем негромко, очень тихо щелкают мои зубы.
- Ты не хочешь быть настоящей?
Я вырвался немного вперед и повернул голову в ее сторону, поймал взгляд ее голубых глаз. Я смотрю на Ингу уже совсем другими глазами. Мягко, терпеливо. Она озлоблена, я понимаю, но я могу помочь ей. Протянуть руку помощи. У меня на губах больше не пляшет эта гадостная ухмылка морщинистой ящерицы.
- Ни тебе, ни кому-либо из стаи я зла не желаю. И в эту ночь я здесь, а не в теплом фортийском логове.
Не видя дороги, я несколько раз ступаю в снег по запястья, но не обращаю на это внимание. Шаги Инги звучат куда ровнее. Каждый раз слышу, как слегка поскрипывает снег под ее лапами. Становится темнее. Скоро начнет по-ночному подмораживать. Но я иду так близко, что слышу даже тепло темношкурой. Держусь так уверенно и непоколебимо, что даже если она захочет меня оттолкнуть, у нее не хватит сил сбить меня с ног.
В какой-то момент я замедляю шаг и снова равняюсь с Ингой. Как в первую нашу встречу, моя морда оказывается прямо возле ее уха. От дышу чаще обычного от одной только быстрой ходьбы, чей тем поддерживаю вот уже несколько часов к ряду.
- В эту ночь я рядом с тобой, Инга.
От этого дыхания смольнаяя шерсть около уха чуть всколыхнулась.

Она резко отвела назад потревоженное ухо, так что я даже поувствовал, как холодноватая кожа хлопнула по моему носу. Я громко и быстро выдохнул, а после отвел морду от ее головы. Слышу ее сиплое зажатое дыхание. Инга сдерживается, чтобы не наброситься на меня.
Почему она не сделала этого раньше, почему не попыталась бросить мне вызов? Понимала ли, что проиграет? Боялась ли гнева атамана? Но атаман далеко, а я близко. Сегодня она точно перешагнет черту. Я помогу ей в этом.
Инга быстро поворачивает голову в мою сторону. Столкнувшись взглядами, я встречаю ее с каким-то издевательским вызовом. Ну же, давай. Пока мне не стало скучно. Покажи зубы, дорогая. Так ли ты страшна в гневе, как хочешь казаться? Вспыхни. Удиви меня.
Ингу несложно вывести из равновесия. Готов поручиться, что она уже и забыла, какую высокую должность занимает. Будь здесь зритель, лишняя пара глаз, урядник вела бы себя сдержанно, не упуская случая как бы случайно отпустить колкость. Но сейчас она один на один с сотенным. Которого недолюбливает. Которого презирает. К которому испытывает чувство гораздо более сильное, чем хваленая любовь. Надежная и стойкая злоба.
Я выпрямляю левые лапы и врезаюсь ими в снег. Спресованные мягкие снежинки превращаются в ледышки, врезаются в кожу между пальцев. В том, чтобы устоять сейчас на ногах, нет ничего сложного. Достаточно только выдержать первый напор, а после переместить корпус навстречу оппоненту. Это поможет сохранить равновесие. И, будь здесь настоящая драка, в следующую секунду нужно было бы нападать, чтобы защитить себя.
Я все это знаю, но вместо атаки делаю шаг назад. Это вредит как мне, так и Инге. Вложившая в удар все силы, Инга бьет меня в плечо, а после и сама пролетает вперед и вниз. Если бы я не отошел, вся сила пришлась бы на мое тело. Инга бы сохранила равновесие. Впрочем, и я не остался без неприятностей. Этот толчок заставляет меня вывернуться в ту же сторону, куда направилась и Инга.
Мы оба падаем в снег. Правая лапа у ее правого плеча. Левая с другой стороны. Животом я чувствую, как наваливаюсь на ее левый бок. Потеряв равновесие, я давлю на нее так сильно, что Инга едва ли сможет сейчас дышать. Кажется, я сейчас ее раздавлю.
Инга оказывается подо мной. Мне хочется списать все на инстинкты, на потерянную голову. Но я лукавлю. Мой разум кристально чист. Как никогда.
Я выпрямляю лапы, приподнимаюсь, и она снова может дышать. Но вовсе не собираюсь рассыпаться в неловких извинениях. Наклонив голову, я выдыхаю. Но запах все равно врывается обратно от ее затылка, шеи, плеч.
Шершавый язык проходится по шерсти от уха вниз, к шее. Чувствую, как пульсирует артерия. Подумать только: один укус, и жизнь Инги может стремительно оборваться. Алая липкая кровь будет выходить наружу толчками. На снегу станет светлорозовой, растопит его. А потом стечет лужицей на землю. Смешается с грязью, станет черной.
Женские мышцы проигрывают по силе мужским.
Мои зубы сжимаются выше ее згривка. Так быстро и так сильно, до боли, что мне кажется, будто Инга сейчас закричит. Кричи. Тебя никто не услышит. А если и услышит, то что с того? Ты все равно будешь все отрицать.
Она захочет вырваться, снова защелкнуть зубы, вырвать из меня кусок мяса. Но я не даю ей даже пошевелиться. Держу шею, узкие плечи, которые неравномерно поднимаются от затрудненного дыхания. Снег под моими лапами тает, становится тверже. Я крепко стою на ногах, его не скажешь о темношкурой ненавистнице.
Мутное колючее возбуждение отдается глухими ударами в груди, желудке, голове. Я еще крепче сжимаю зубы, так что почти чувствую, как верхний их ряд касается нижнего, а между ними только тонкая кожица. Тяну голову Ингу на себя. Толкаю ее, чтобы расположить удобнее для себя.
Я крепко держу ее ее, вбираю в себя ее тепло, но разум мой вдруг вырывается из этой тесноты.
Ее бедра сжаты, но я все равно резко вхожу в нее, не отпускаю. Не отпущу.
Кожа между зубов с чуть слышным треском лопнула. Клыки пробили ее, повредили сеть мелких сосудов. Я случайно. Во рту непривычно мокро от вяло затекающей туда крови. Часто в боях доводилось чувствовать соленый привкус во рту, но никогда - так. Знаю, что скоро кровотечение прекратится. Так же быстро, как и началось.