- Сегодня прекрасный день для того, чтобы блевануть от твоего вида, Нид, - произнёс я негромко, оглядывая лежащую на камне, обгнившую голову. - Хей, Нид, почему ты молчишь? - спросил с удивленным видом, словно Нид и впрямь должен мне ответить. Не выдержав, пнул голову лапой, и из уха выкатилось несколько червячков.
- Почему у меня такая дерьмовая работа? - говорю и чувствую, как к горлу подступает комок, а живот посылает спазм. Хочется прямо здесь и сейчас опрокинуться на землю и вывернуть желудок наизнанку, чтобы выгнать всех поселившихся там чертей. Их очень много, потому что за каждую голову Гризель выдаёт одного. Они могут там годами копиться, разъедать ткани и волокна. Своеобразная плата за беззаботную и разгульную жизнь хоружего.
Я склоняюсь над землёй, и оттуда на меня смотрит пустыми глазницами выбеленный солнцем волчий череп. Ухмыляется, щерится своими острыми зубами, словно смеется надо мной. И он абсолютно прав. Я уже давно остался один на один с самим собой.
Конечно, всё это нытьё с черепами - следствие отходняка. Теперь тоска будет преследовать вплоть до следующего прихода.
К такому образу жизни быстро привыкаешь, как и ко всему вредному.
Я неимоверным усилием сглотнул комок в горле и повалился в тень от алтаря. Одной лапой отбросил чьи-то кости в сторону.
Закрыл глаза и попытался вспомнить что-то хорошее, чтобы поскорее уснуть и не чувствовать тошноты.

- Эй, Долóр, пошли поохотимся, - окликнул меня отец, негромко, но отчетливо.
- Сейчас, пап. Всё, идём, - отвечаю ему, и мы вместе отправляемся в лес по блекло-рыжему ковру замшелой листвы. Вокруг нас очень тихо. Лес не шумит, птицы не поют, как будто вместе с серым осенним небом над лесом нависла какая-то опасность. Ощущение сырости и легкого страха не покидало меня. Мне отчего-то сделалось жутко.
- Мы же охотиться, да? - спрашиваю я, стараясь не выдать своего волнения. Альрек, мой отец, останавливается и глядит куда-то поверх меня - он высок и у него белая шкура.
- Ты что-то забыл, Долор, - отвечает Альрек, и неожиданно делает ко мне резкий шаг. Я вижу, что его верхняя челюсть болтается и может оторваться от любого неверного движения.
- Не надо, пап, не говори, - прошу я его. - А то у тебя челюсть отвалится.
С какой-то щемящей тоской я понимаю, что у него под кожей около глаза что-то шевелится. Оно пытается вспороть кожу своими маленькими жвалами, но жвала ещё слишком мягкие и слабые.
- Ты забыл, Долор. Забыл о... - он не договаривает, потому что его верхняя челюсть вместе с носом отрывается и падает вниз, открывая толстый, мясистый язык. Кровь закапала на этот язык, и я сделал шаг назад. Нечто под кожей около глазницы пульсировало, не оставляя попыток выбраться наружу. До чего упорное, злое существо...
- Ы аби-ы-ы-ыл, - произносит Альрек, и из его развороченной пасти течёт зловонная, розоватая слюна, смешанная с кровью. Из его глаз от боли текут слёзы, и нечто под кожей ненадолго затихает. - Ы аби-ы-ыл а а-а-э, - Альрек истекает кровью, гноем и слезами, он пытается сказать мне что-то, но не может. Личинка жука прорывает кожу под его глазом и падает наземь, прямо на отвалившуюся челюсть. Мне страшно, я очень боюсь, я хочу домой в теплую нору, к любимой волчице. Но Альрек брызжет в меня слюной и пытается сказать нечто очень важное.
Из-за дубового ствола выходит маленькая, тощая волчица с ушастым уродцем, которого она держит за шкирку в зубах.
- Он похож на тебя, - произносит она до ужаса мерзко, и я смотрю в небесно-голубые глаза окровавленного уродца, который тоненько скулит и щерится кривой пастью. - С-с-сдохни, - шипит уродливый младенец, улыбаясь и дрыгая сломанными лапками.
- Нет. Не надо. Я тут не причем, - всё, теряю над собой контроль. В горле сперло дыхание, мне просто нечем дышать.  Я просто задыхаюсь и валюсь на землю в судорогах. Мой умирающий отец смотрит на меня и капает кровью, мой умирающий сын смеется, и эта шлюха стоит рядом и держит его в своей уродливой пасти.
Глоток воздуха, ещё глоток, понемногу... а они смотрят на меня, и как только я отвожу взгляд, подходят ближе и капают свежим гноем.
- НЕ-Е-Е-ЕТ!!! - кричу я невыносимо громко, захлебываюсь своим криком и кровью.

Моё сердце бешено стучит. - Что... что за кошмары? Опять? Мне нужно забыться, правда, друзья?
Черепа довольно скалятся, и я опрокидываю голову на траву. Образы из сна стоят передо мной, и мне всё ещё страшно. Мне жаль себя, хоть я и признаю, что заслужил всё, что со мной происходит. Мои зубы стучат друг о друга, а телу холодно. К горлу опять подступает тошнота. Я встаю и неохотно подхожу к кустам за алтарём. Блевану? Сейчас? Склоняюсь и жду. Но ничего не происходит. Мне просто паршиво. И всё.
Отхожу и снова ложусь на землю. Пачкаю голову в пыли и закрываю глаза. Пусть мне хоть раз приснится что-нибудь хорошее...

- Я думаю, нам стоит уйти отсюда, - говорю тихо и недоверчиво, поворачиваясь к ней. Её силуэт размыт настолько, что сложно различить даже серость шерсти, не говоря уже о деталях.
- Разве? Я думаю, это прекрасное место. Не как то поле, конечно, но тоже ничего. Тем более... - она не успевает закончить, потому что я, разозлённый её наивностью, делаю к ней рывок и сбиваю в сторону. В тот же миг с потолка пещеры обрушивается камень.
- Что за идиотство? Почему тебя так привлекло это место? Почему... почему ты меня не слушаешь?
Мне горько осознавать, что всё это время - время в её обществе, я был один. Мы так и не стали ближе, несмотря на все испытания, через которые прошли.
- Испугался, да? Ну ты и трус, Кровокрас, - говорит она, отходя ещё дальше. Но я не отвечаю ей, потому что за её спиной выстраиваются в ряд вонючие, клыкастые хищники, до того голодные, что слюна капает с их влажных, черных губ.
- Говорят, все наши ошибки - часть игры, - произношу я, отворачиваясь от неё. - Так вот, ты проиграла.
Её предсмертный крик тяжело сдавил моё сердце, и я поплелся к выходу, стараясь идти шире и быстрее. Но не успел, потому что в одно мгновение стены обвалились, и я понял, что сам проиграл...

Кто-то взвизгнул рядом с ухом. Я разлепил глаза и, пытаясь прийти в себя, мутным взглядом осмотрел лежащую рядом волчицу.
- Инга... - сонно пробормотал, силясь понять, что это ещё за рычащие звуки раздаются откуда-то из-за алтаря. Выглянул и увидел бурую медвежью шкуру.
- Инга... ты пришла, чтобы убить меня? - с каким-то туповатым удивлением вопросил я. - Тьфу.
Сон как лапой сняло. Инга пришла ко мне и привела с собой компанию, вот и все дела. Вероятно, ей и деться было некуда.
Но зачем мне какая-то Инга с её проблемами и медведями, когда я вполне счастлив и доволен жизнью? Я могу просто убежать и затаиться в норе, пока она будет в одиночку пытаться выжить, убегая от атак самого сильного зверя в этом лесу.
Да, мне действительно стоит уйти куда-нибудь подальше, пока медведь не вспорол мне брюхо. Вот только... почему всё это так напоминает мне о том, что случилось четыре года тому назад? Да, не бросать. Он попросил меня не бросать его, причём попросил молча, одними глазами. Но, потеряв свой хвост, я пришёл в такой ужас, что попросту убежал, оставив его на растерзание бурому убийце.
Нет, я не могу убежать. Эта паршивая тварь ещё должна мне. За мой хвост, за моего друга, да ещё и за Ингу, черт возьми!
Я встаю резковато, чувствуя, что ноги активно протестуют. Кидаю какой-то обреченный взгляд на волчицу. Мне вроде бы хочется сказать ей "ну и навязалась же ты на мою голову... спасибо тебе за это", однако я молчу, потому что мой язык словно камень.
Грязно-бурая тварь заметила меня и привстала на задние лапы. Я заметил, что черепа убитых волков хаотично разбросаны вокруг алтаря (пускай, не жалко, я ещё больше убью), и многие из них раздавлены огромными медвежьими лапищами. На моих глазах медведица опускает карающую лапу на голову Нида - моего самого общительного, самого любимого собеседника. Нид хрустит и влажно хлюпает напоследок, а потом его червивый, обгнивший мозг и тонкие косточки смешиваются в единую скользкую массу, растекающуюся под ногами бурой твари. Крепкое, душное зловоние разливается по воздуху у алтаря, и я замечаю бедренную кость, которую медвежий удар раздробил на две части. И в этой незамысловатой детали я вижу наше с Ингой спасение. Как я там говорил? Всякая ошибка - часть игры? Что ж, значит я играю.
Резко развернувшись, я рывком достигаю цели и хватаю в зубы острый обломок кости. Я уже знаю, что мой безумный план обернется против меня и я погибну, когда медведица раздробит мой череп своим сильным ударом. Но я - хоружий, и со мной - Боги, которые возненавидят всякого, кто покушается на целостность их алтаря.
Все они в этот момент со мной, а Гризель шепчет мне на ухо, чтобы я сделал это как можно более жестоко. Оорлог подставляет мне плечо, а все остальные просто стоят сзади и улюлюкают, предвкушая достойное зрелище.
Может быть, всего мгновение проходит, ведь я даже не думаю о том, что делаю - и моё тело мощным прыжком подлетает вверх - ровно настолько, чтобы моим глазам оказаться вровень с глазами этой твари, которая с такой легкостью и с такой неуклюжестью умудрилась покорежить моё прошлое. Я двигаю шеей и с размаха втыкаю острую кость в медвежий глаз. В меня брызгает кровью и ошметками мясца, а я опять чувствую подступающую тошноту. Мне плохо и отвратительно, может быть, я болен. Да, скорее всего именно так. Чудом уворачиваясь от лапы разъяренной медведицы и утопая в крике её боли, я отбегаю в сторону, стараясь не смотреть на своих кровожадных Богов, которые расплываются, растекаются по земле вместе с медвежьей кровью.
- Инга, - хрипловато произношу я. - Пошли быстрее.
Она всё ещё не мертва, и вскоре вытащит кость из глазницы. Если хоть кому-то не повезет оказаться рядом в этот момент, он рискует умереть страшно. Быстро или медленно - это уж как повезет.
Я быстро иду (на большее почему-то не хватает сил), ведя Ингу к знакомому оврагу, где уже когда-то укрывался от пожара вместе с одной приятной одиночкой. С тех пор я расширил нору, и в случае чего всегда пережидаю там непогоду. А нынче самая что ни на есть непогода.
Инга - это мой спасительный островок, который помогает мне сейчас не упасть. Она - единственное, что связывает меня с настоящим временем и не даёт мне кинуться обратно, чтобы жестоко мстить за свой прошлый позор, когда я отказался принять смертный бой и трусливо бежал, поджав остатки откушенного хвоста.
Приведя Ингу к оврагу, я сам спустился первым и вошел в нору - спокойную, тихую, прохладную. Это место, оно очень подходит мне. Оно кажется холодным и заброшенным. Но на самом деле, внутри сухо и довольно тепло. Я устраиваюсь у стены и только теперь чувствую запах собственной крови. Но это нормально, ведь я был слишком близок к медвежьим когтям и клыкам. Меня должно было задеть.
А в норе темно, очень темно. Пока глаза не привыкнут к такой темноте, совсем не будешь видеть, каков цвет шкуры у твоего собеседника. Я даже не пытаюсь смотреть на Ингу, потому что отчетливо представляю себе все её действия.
- Пока что опасно выходить, - шепчу я ей. - Немного позже, когда она утихнет и уйдет, мы выйдем.
В уме уже рассчитываю, что буду делать дальше. С такими ранами, как у бурой твари, долго не проживешь. Так что, скоро она издохнет, и тогда можно будет отгрызть её голову и принести на алтарь. Она стоит десятерых... двадцатерых.

- Опасно было оставлять следы крови за собой, - она недовольно огрызается мне в ответ. В мутной тьме не вижу ничего, кроме слабых её очертаний и кладу голову на лапы.
- Глупости. Это самое низкое место в лесу. В такой сырости она ничего не учует.
Инга. Отчего же ты так воротишь нос, Инга? Может быть, мы здесь не одни?
Я вглядываюсь, всматриваюсь, сверлю её взглядом, пытаясь понять, похожа ли она на ту Ингу, которая жила вместе с каннибалами. В моей голове тяжело копошатся подрастающие личинки событий, они снуют туда-сюда, не давая мне успокоиться и забыться хотя бы на мгновение. Цветные, скользкие, но до черта мерзкие, как и всё, что происходит в моей жизни. Они живут на первом ярусе, а этих ярусов в моей голове бесчисленное количество, и мне страшно от одной мысли о том, что может скрываться на втором, на третьем, на четвертом...
Медвежья слюна, которая капает дождём и смешивается с кровью, как в моём кошмарном сне. Гниющая жижа, пища сапрофитов. Это всё столь привычно, что происходит в моей голове с завидным постоянством. Из-за холодных тормозов я постоянно чувствую неудовлетворение всем, что делаю, но остановиться - это единственный способ показать моим Богам, что их раб ещё не ослеп.
- Тихой, удушливой, летнею ночью... ходят в потёмках лесные медведи. Если свой страх в эту ночь... превозмочь, можно заметить, как тянутся к свету... их дети. Тихий, клыкастый покой тех ночей ... лучше всего охраняет медведь. Если набрёл в эту ночь на медведя... готовься принять бесполезную... смерть
Нет опасней противника, чем медведь. Перебитые, распотрошенные тела недалеко от медвежьих лёжек - дело обычное. А нас было трое тогда, когда мы впервые столкнулись с медведем. И каждый из нас что-то потерял.
Кажется, Инга теперь избегает меня. Словно раньше мы никогда не виделись, и теперь судьба свела нас перед опасностью, но я оказался не тем, кого она желала бы видеть.
А кто, если не я? Кто, кроме повернутого хоружего, стал бы кидаться на медведицу? Пожалуй, таких глупцов ещё стоит поискать. Судьба - баба с причудой, и я даже не могу сказать, кого из нас она послала другому - меня на спасение Инге от медведя, или Ингу на моё собственное спасение от подступающей прострации.
Мои мысли склонны настраивать меня на определенную цепочку и заводить в тупик. Я закрыл глаза и представил, что нахожусь дома. Наверное, этого не стоило делать.

Если всякий раз, когда я решу на пару мгновений прикрыть глаза, со мной будет происходить такое дерьмо, я сдам права хоружего и уйду в отшельники.
- Скорее я сдам свои права дерьмоглота, чем ты, хоружий.
Я не поверил своим глазам.
- Нид! - восторженно воскликнул, бросаясь к этой передавленной башке, которая снова стала вполне целостным существом. - Ты давно сдох, морда свинячья.
Нид качает головой и плюхает свой зад на ту эфемерную ткань видения, которую можно назвать поверхностью, землей, травой, или как угодно.
- Не забывайся, хоружий. Пока ещё существует башка, в которую ты не заселил своих трупных червей, работа не окончена. Как только перебьёшь весь свет во славу Богов, сможешь стать Богом и сотворить что-нибудь новенькое.
Я сел напротив Нида и задумчиво поскреб лапой за ухом.
- А ты прав, Нид. В следующей жизни я сделаю им паучьи лапки. И, пожалуй, два отдельных мозга, чтобы они могли донимать самих себя ещё эффективнее.
Нид смеется, мы смеемся вместе, и я так рад, что этот плешивый выродок жив хотя бы в моём подсознании, что он не ушёл навсегда, когда его червивую голову втоптала в землю медвежья лапа.
Может быть, эта трава всё-таки расширяет грани обыденного.
- А как насчет своих? Тебе трудно будет убить их, правда? - спросил меня Нид, помахивая серым хвостом из стороны в сторону - я отметил этот жест, потому что он показался мне странным.
- Какая разница, Нид? Я даже не знаю, являются ли они самостоятельными существами, или же плодами моего воображения.
Он улыбнулся мне в последний раз и, взмахнув хвостом как крылом, полетел куда-то вдаль, словно раненная птица, всё время кося вправо.
- Как знаешь, хоружий. Как знаешь... - доносился до меня его далекий голос. В конце концов, Нид исчез.

А я открыл глаза и понял, что прошло от силы пару минут. Но произошло куда больше событий, чем могло бы произойти за две минуты. Куда больше. Открывая грани сознания, не забывай закрывать за собой дверь.
Я смотрю на Ингу и понимаю, что она - не плод моего воображения, а частица реальности, за которую мне очень хотелось бы уцепиться. Боги ставят передо мной какие-то странные цели, Нид бормочет какую-то чепуху. А Инга здесь, и я слышу, как она дышит, как бьётся её сердце. И какой же глупостью мне показались все эти встречи с подсознанием. Какие боги? Какие ниды? Никогда в них особо не верил.
Я подполз поближе к Инге уже только из шкодливого желания посмотреть на её реакцию.
- Что случилось? - спрашиваю, слегка улыбаясь уголком рта. - Ты жива. Где радость?
Мне отчего-то захотелось, чтобы она таки поняла, кому обязана жизнью, хоть я и не ставил своей целью спасти её, а просто мстил в неожиданном порыве дурашливой храбрости.

- Я просто счастлива, разве ты не видишь? - говорит она мне с такой забавной, недовольной мордашкой, что я просто смеюсь и отворачиваюсь от неё.
- Ты могла быть счастливее, - произношу, выправляя свой голос, не сводя его на шепот. - Гораздо счастливее!
Нет, моё восклицание точно осталось незамеченным для огромного издыхающего существа где-то в лесу. Мне становится смешно уже тогда, когда я представляю раскрытую от боли пасть этой бурой твари. Это всё из-за Нида, конечно из-за него!
На моей памяти, он уже второй Нид. Но значительно лучше первого. Я думаю, он перекрывает мне доступ к кислороду, и от этого хочется смеяться!
Счастливее... - бормочу себе под нос, отодвигаясь на своё прежнее место. - Будь на моём месте кто-нибудь другой.
Я подмигиваю ей и смотрю на тусклое пятно света - выход из моего убежища.
Не знаю сам, кто я таков. Но уж точно никому не желаю зла. Если и убиваю, то только потому, что так надо Богам. Что это за глупость - убивать в своё удовольствие? Всякая смерть должна приносить практическую пользу. Охотник никогда не задерет лишнего оленя. Хоружий никогда не убьёт того, кто не подойдёт для жертвы.
Но мне плевать на других - пусть делают всё, что им вздумается. Они могут даже не спрашивать у меня на это разрешения, хотя в некоторых случаях я бы советовал, советовал...
Думаю, Инга уйдёт, как только я отойду от выхода. Как и десятки тех, с кем мне довелось более-менее близко общаться. И это хорошо, потому что жизнь никогда не останавливается на одном мгновении. Пусть мне и приятнее находиться рядом с Ингой, чем с холодным камнем, к которому я отношу свои подношения Богам, слишком долго затягивать нельзя. Мы слишком свободны, чтобы просиживать такой замечательный день в моем убежище, пусть и более-менее безопасном.
И тем более, мне не стоит навязываться, ведь я сам терпеть не могу, когда кто-нибудь ко мне навязывается.
Мне хотелось немного поддеть Ингу, чтобы она наконец-то отбросила всю эту свою суровую неприветливость. Кажется, я избавился от этого год назад, а то и все полтора. Кто бы мог подумать, что в мире найдётся идеальная должность для процветающего бездельника - для меня? Обязательства мои веселы и необременительны, жизнь - сплошная свобода. Что ещё мне нужно для счастья? Пожалуй, ничего. А осенью мой камень забросает желтыми листьями.
А потом, вероятнее всего, снегом. И так до самого лета. И так до самой смерти.
Я улыбнулся самому себе, вспоминая слова Нида о том, что смогу стать Богом, если перебью всех на этом свете. Наверное, я и без того стану Богом. И какой-нибудь глупый хоружий будет подносить мне куски окровавленных тел. А может быть, хвосты. А может... тут я шкодливо усмехнулся себе под нос и решительно прекратил дальнейшие размышления, с сомнительным успехом сопротивляясь образам, которые нарисовало моё воображение.
И в общем-то, мне нужно было подобраться к выходу и посмотреть, как там дела в овраге. Как-то неправильно получится, если притаившаяся у выхода медведица снесет башку Инге, а не мне.
Да, впрочем, какая медведица? Она уже издыхает где-то в буреломе, я уверен. И всё же, осторожность не будет лишней.
Я подполз к выходу и выглянул наружу, обнаружив, что там очень тихо и никого нет. Это меня немного насторожило, но через миг я услышал переливающуюся птичью трель и немного успокоился. Залез обратно и повернулся к Инге.
- Думаю, теперь уже всё закончено, - мягко сказал я ей, не намереваясь подходить ближе. - И всё же, не смотри на меня так. В мире слишком много красок чтобы зацикливаться на одной.
Кажется, я давно хотел ей это сказать. Но вряд ли она меня бы послушала что тогда, что сейчас. Мне было, в сущности, всё равно. Мне было хорошо.
- Айда гулять! - бодро предложил я, чуть взмахивая обрубком хвоста и первым выбираясь из своей норы. Мне хотелось, чтобы Инга тоже увидела этот слепящий свет.