Мы неслись очертя голову за этим треклятым оленем. А погода весной весьма обманчива, об этом каждый знает. И если бы я был более опытным охотником, то знал бы, какие клочки земли лучше обойти стороной. А так лапы с булькающим резким звуком проваливались в талую грязь чуть ли не при каждом прыжке. Белая шерсть на лапах покрылась глиняной грязью, комки ее какими-то причудливыми сосульками засохли на концах волос на брюхе, куда долетали брызги. Я был похож на путника, который не знал радости от дождей по меньшей мере полгода.
Никогда прежде я не испытывал такого азарта на охоте. Борьба за дичь на уровне фортийцев была вынужденной мерой. Я знал, что если снова попаду впросак, кто-то другой обязательно раздобудет пропитание. И так было всегда. Как бы я ни косячил, всегда находился тот, кто станет спасителем для стаи, на кого та может рассчитывать. Эта роль второго плана, место неудачливого охотника была мне ох как не по душе.
Сегодня, собрав нескольких самцов, я был переполнен совершенно другими мыслями. Охота стала теперь действительно той мерой, которая помогла бы нам выжить. Я знал, что болотные нуждаются во мне.
Конечно, многие из них по-прежнему считали меня кем-то посторонним. Я прекрасно видел, как они тушевались, прекращали всякие разговоры, когда я оказывался рядом. Что ж, остается надеяться, что это рано или поздно пройдет. Наверное, все-таки поздно. Но я не терял надежд на лучшее. Сегодня мне предоставился шанс проявить себя.
Этот олень не был сложной добычей. Кто-то до нас подрал его или просто у него были проблемы с ногой. Честно говоря, когда голодные темношкурые подлетели к дичи, превращая ту в кровавые клочья, летящие в разные стороны, я не успел разобраться, что стало нашей счастливой монетой на этой охоте.
Но бедроговцы знали, что нужно тащить добычу к лагерю. Вот только это заняло бы львиную долю времени. Из моего горла донеслось предупредительное рычание. Не хотелось бы, чтобы они сожрали его прежде, чем кто-то из стайных вообще узнает об охоте. Хотя что скрывать? Я бы и сам не отказался от еды. Кишки сводило просто нещадно.
Когда нам удалось справиться с резко возросшим аппетитом, я осмотрелся. До временной стоянки было добрых пять верст. Далеко не факт, что никто не отнял бы эту добычу еще до того, как мы поднесем ее к стайным. Оставалось только рискнуть: позвать их, рассекретив свое местонахождение. Хотя что тут рассекречивать? Кровью несло на радиус в несколько миль, как казалось мне. Я даже начал бояться, что скоро к нашей компании присоединиться какой-нибудь косолапый.
Не теряя времени, я поднял голову. Бедроговцы еще не знали мой вой. Наверное, это был опрометчивый шаг. И потому вышло хоть и звучно, но очень коротко. Только к концу я осознал, что было бы проще и логичнее попросить созвать товарищей своего напарника.
Но все равно мы не прогадали. Очень скоро несколько болотных откликнулись на зов. Я видел, как менялись их лица, когда они сначала видели меня, а после переводили взгляд на убитого оленя. Мне оставалось только самодовольно и благосклонно улыбаться. Было по-настоящему приятно видеть радость на их мордах.
Вместе с тем я чувствовал, как горели мышцы. Горячий пот скатывался по спине, стекал по плечам под шерстью. Я чувствовал, как стучит в голове разогретая кровь. Приятная усталость, отличный результат. Мне казалось, что я хорошенько подрался. Тяжело дыша, я широко улыбнулся приближающейся группе волков.
Здесь собралось около дюжины волков, но никто не решался приступить. Атамана поблизости еще не было. Кто-то не ел из вежливости, кто-то опасался, что, подойдя к туше, огребет от охотников. Впрочем, мы сами тоже ждали непонятно чего.
Но тут из тени выскользнула юркая фигурка молодой волчицы. Не успел и глазом моргнуть, как она оказалась уже около оленя. Звук лопнувшей под ее зубами кожи трупа ударил мне по барабанным перепонкам. Я неистово хотел жрать, как оказалось. И не только я. Все эти горящие в темноте глаза тоже хотели есть, но ждали. Она же решила, что хитрее всех здешних.
Я поднялся с земли, и об этом всех уведомил чавкающий звук грязи. Опустив голову, я пошел к ней, заливаясь хриплым рычанием.
- Отошла оттуда, - бросил ей сквозь зубы и мотнул головой, приглашая даму свалить восвояси, подальше от добытой не ею туши.
Она не будет есть. Не будет есть одна. Не тогда, когда вокруг скоро соберутся голодные воины, подростки, молодые самки. По крайней мере, ей уж точно не перепадет раньше меня. В этом я был однозначно уверен.

Заглатывая на ходу огромные куски, черная во всю орудовала челюстями. И не тяжко тебе, родная? Камнем в желудке потом ляжет эта неоправданная жадность. Но одной только жадностью здесь дело не ограничилось бы. Я знал, что такие с радостью подымают перчатку, принимают вызов. И шел с каким-то подростковым азартом, предвкушая стычку. И я не прогадал.
Я не мог оторвать взгляда от ее головы, и потому отчаянно не замечал опасности среди собравшихся. В глазах у меня зарябило, и я с минуту почти незряче смотрел на глубоко посаженные голубые глаза волчицы, на ее кругловатый, почему-то расплывшийся силуэт морды, отдаленно ощущая, как стиснутые челюсти заставляют наливаться кровью вены на шее и лбу, как сжаты до покалывающей боли эти самые зубы.
Инга стояла напротив меня, небрежно вскинув голову, широко расставив лапы… Она как-то сразу обрела уравновешенность и теперь, чувствуя за собой молчаливую поддержку болотных, уверенная в собственном превосходстве, спокойно и нагловато скалилась, как казалось мне, щурила голубые, глубоко посаженные глаза. А я держал паузу, только молча шевелил посветлевшими губами, не в силах произнести ни слова. Я упорно боролся с собой, я напрягал всю волю, чтобы обуздать в себе слепую, нерассуждающую ярость, чтобы как-нибудь не сорваться. Откуда-то, словно бы издалека, эхом доносился голос Инги, и я отчетливо улавливал и смысл того, о чем говорила она, и издевательские интонации, звучавшие в ее голосе.
Из ее пасти вырывались слова, но я чувствовал только, как едкий запах крови бьет мне в нос. Я хотел есть. И хотя в моей жизни были куда более непростые ситуации, к чему-чему, а к голоду привыкнуть нельзя. На короткое мгновение я прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться на решаемом вопросе, а не отвлекаться на свежую алую привлекательную кровь. Я захлопнул пасть, открыл глаза и поднял голову.
Над коренной обитательницей болот я возвышался угрожающей тушей. Не знаю, хотел ли я быть страшным или это выходило из-под легкой руки. Но в тот момент я не думал о нескольких важных вещах. Здесь она своячка, а не я. И что бы ни происходило, эти глаза, горящие в темноте, это хриплое сиплое дыхание - это все принадлежит ей. Не знаю, станет ли один рисковать своей шкурой, бросая мне вызов, но если их будет хотя бы двое, шансы мои на победу резко упадут.
Повел плечами, с шумом выдохнул. Я готов был рявкнуть на нее, поставить на место, но вовремя опомнился, поэтому издал только какой-то сиплый сдавленный звук.
Фортийское отродье. Я криво усмехнулся и склонил голову на бок. Не слишком изящно для барышни, чьим языком в пору срезать ветви кустарников. Тем паче я далеко не один здесь такой. Но хотя... Будь я на ее месте, сделал бы все, чтобы собрать вокруг жертвы круг. Эдакое живое кольцо, которое начнет скандировать все, что ты им велишь, а потом стаей набросится, стоит только дать знак. Привыкнув мерить все по себе, я даже бегло осмотрелся по сторонам, глядя, как бы кто не подкрался со спины и не дал сигнал остальным к масштабной потасовке. Но похоже, что смельчаков пока не было.
Волчица уверенно зашагала ко мне. Нельзя сказать, что ее слова меня не задели. Я гарцевал горным козлом по лесам ни свет ни заря только затем, чтобы завалить этого оленя и накормить нуждающихся. И, конечно, отхватить ногу или легкие для себя. А она... Ну что же.
- Да неужели? - окончания слов завязли в булькающем рычании. Я улыбался, но глаза мои сверкали хорошо контролируемой яростью. Еще несколько шагов, и она вполне сможет впечататься носом мне в шею.
- Мое право здесь многим больше твоего, - я крутанул мордой, обвел ее недружелюбным взглядом и щелкнул зубами в воздухе, как бы подводя итог своего осмотра. - Пока ты и твои друзья, вывернув жопы, спали в эту морозную ночь, мы, а не кто-то еще думали о вас.
Я сделал шаг ей навстречу. Говорил тихо, потому что голос не требовал повышения тона. Она слышала меня очень хорошо. Слышали и остальные. С моей пасти на землю стекала кровь, на лбу ее сгустки уже засохли и бордовыми корками облепили шерсть. С моих лап стекала вязкая грязь, а по спине продолжал струиться пот.
- Это мы позвали вас сюда, хотя вполне справились бы и без всей честной компании. И если ты, - я повысил голос. Колючие глаза врезались Инге в лицо, и чем дальше я говорил, тем мрачнее они становились. - Или кто-либо еще не хочет отблагодарить нас, мне жаль.
Но это не было сочувствие. Это не было издевательство. Сейчас было самое подходящее время, чтобы расставить точки над i.
- Если кто-то не желает принимать пищу из пасти беложопого, - я снова говорил громко и четко, обращаясь ко всем, - удачной охоты. А увижу рядом с этим оленем, на лоскуты разберу.
Вспыхнув как порох, я не заметил, когда улыбка сошла с моей физиономии. Даже когда я молчал, мои скулы почему-то продолжали двигаться. Я был взбешен не на шутку, но не до конца осознавал и сам этот факт. И тут, повернув голову, я снова столкнулся взглядом с голубоглазой Ингой.
- Или есть возражения? - я вцепился в нее взглядом, а бас прозвучал, как выстрел помпового дробовика в застывшей тишине.

- Как и все вы, - коротко рявкнул бас у нее перед носом. Я не дал ей договорить до конца, довести эту пламенную речь до финальной точки.
Не думает ли она, что они многим лучше меня? Еще не пришло на смену новое поколение. Среди фортийцев есть те, кто помнят еще первый раскол, когда вместо того, чтобы удерживать величие стаи, Бедрог и Фортье поддались собственным эмоциям. Они загубили все, что было ценно старикам, рассорили семьи друг с другом. И хотя каждая стая теперь возвеличивала своего кумира всеми возможными и невозможными способами, именно в этой двоице амбициозных амбалов заключался весь корень зла. И если Инга тешит себя какими-то иллюзиями на этот счет, а особенно в таком ключе, то почему бы мне не раскрыть ей глаза?
- Твое счастье в неведении. Я родился в тем времена, когда нынешние болотные полчищами покидали единую стаю. Но их объединяло стремление к лучшему, единость взглядов и мыслей, а не один цвет шкуры. И если тебе кажется, что твое право на что-либо здесь и сейчас гарантировано черной шерстью, ты сильно заблуждаешься.
Продолжая медленно надвигаться на Ингу, конец фразы я произнес почти шепотом, но очень четко и очень твердо. Как комично я выглядел. Как будто если бы была настоящая нужда, в стае каннибалов не принесли бы коллективно кого-нибудь в жертву. И кто же был бы первым кандидатом на место этого "кого-нибудь", а? Хотя даже интересно, кого они выбрали бы первым: того, кто послабее и не сможет дать сдачи, или того, кто покрупнее и из кого можно наделать множество сочных отбивных?
Этот плевок был скорее выбросом. Как иногда из вулкана выбрасывается застоявшийся пепел перед извержением огненной лавы. Но только мне было интересно другое. Действительно ли она так радела за свои слова или была просто молодой волчицей, которая только недавно вступила во взрослую жизнь (по меркам фортийцев) и была выращена с насаженным насильно мировоззрением? Ее ли это мысли или просто слова всех тех, кто окружал самку с раннего детства?
Я никак не мог поймать ее все время ускользающий взгляд. Пелена бешенства, застилающая глаза полупрозрачной завесой, мешала мне какое-то время понять, что смотрит она мне на горло. Этот недвусмысленный взгляд мне доводилось встречать раньше, но не скажу, что часто. Мне вообще не приходилось часто по-настоящему драться. Я не имею в виду дружеские потасовки сейчас. Но честно говоря, если бы передо мной стоял зажравшийся молодой самец, я бы заставил этого холопа сделать ебалушком хлоп.
- А типа кто-то мне запретить может? Например ты, да? - я резко повернул голову и наугад обратился к зевакам: - Или ты?
Надо сказать, что мне повезло. Я столкнулся взглядом с щуплым переярком, который поспешил заложить уши. Прямо вздохнуть бы с облегчением, что это не какая-нибудь здоровенная детина, с которой мне потом пришлось бы выяснять отношения. И раз это не так, можно по-прежнему играть в альфача.
Светлое ухо дернулось раньше, чем сам я понял, что прибыл кто-то еще. Атаман появился совсем некстати. Я слышал его запах, но очень уж не хотел отпускать такую добычу, как Инга. Я прогудел на выдохе, заменив тем самым подкатывающее рычание. Пришлось нехотя медленно повернуть голову в сторону новоиспеченного лидера.
При его появлении я не отступил от оленя, тем паче с другой стороны было достаточно места, не опустил головы и не прижал ушей. Формальная благодарность главаря заставила из вежливости скупо кивнуть головой. Вряд ли он помнил мое имя сейчас.Да и доверял наверняка столько же, сколько и многие из присутствующих. Стало быть, с его доверием придется разбираться поступками.
После атамана к трапезе приступят остальные. Однако мое чувство голода пока что притупилось, завалилось эмоциями, так сказать. Не знаю, хотела ли Инга сразу за главарем метнуться к добыче, но я решил несколько скорректировать ее планы. Пока волк уминал оленину, я сделал небольшой шаг вперед и по диагонали, преграждая в дальнейшем путь черной волчице к оленю, а тем самым еще и оттесняя ее от него. Вряд ли это было все, что она хотела и могла мне высказать.
- А ты не спеши, - совсем уже тихо сказал я, наклонив к ней голову и дыхнув почти в самое ухо.

Теплое дыхание, шершавый язык и цепкие зубы. Именно цепкие, не острые. Но в этот свой бросок она вложила всю обиду и злость, накипевшую в душе. В чем-то я мог понять Ингу, мог отыскать оправдание ее поступкам. Но не сейчас. Я никак не мог понять, почему именно я стал козлом отпущения. Хотя, если девочка хочет войны, она ее получит со всеми перипетиями.
Зубы звонко лязгнули аккурат подле ее переносицы, но в то же мгновение черношкурая метнулась в сторону, уходя от возможной атаки. Не знаю, удалось ли бы мне ухватить ее за нос, если бы я того действительно хотел. Во всяком случае, я бы очень старался.
Однако нынешняя обстановка совсем не располагала к выпадам, а особенно с моей стороны. Спрятавшись за авторитет атамана, она приступила к трапезе. Я тихо улыбнулся, притушив в глазах недобро блеснувшие огоньки. Приопустив голову, исподлобья пристально смотрел за черной волчицей, царапая взглядом ее морду.
Подойдя ближе, я опустил голову ниже в районе брюха оленя. Кожу здесь уже распороли, теплые потроха, чуть слышно чвякнув, высыпались из нутра трупа. Захрустели ребра: кто-то из волков вцепился в мясо на кости и никак не мог его отодрать, вместо этого предпочел забрать кусок вместе с ребром. Эдакий гурман.
Я никому из них не мешал. Я вообще за последние несколько лет разучился действовать в лоб. И сейчас, стараясь не столкнуться с чьей-нибудь мордой, жадно обгладывающей мясо, я медленно, но верно подбирался к грудной клетке добычи. Мясистую печень кто-то уже давно утащил, похватали и мягкие куски на животе.
Ко мне потянулась чья-то морда, и я не преминул низко и коротко рыкнуть на парнишу. Моей целью были легкие, которые я не планировал отдавать кому-то еще. Наесться ими мог разве что в край долбанутый фанатик. И потому мне всегда хватало. На эту часть туши обычно мало кто претендовал, но ежели такое случалось, я всегда показывал зубы. Обычно этого было достаточно. Если нет, то всегда можно оторвать кусок и дать деру.
Но вот я наконец добрался до этой плоти, предварительно по лоб измазавшись в бурой крови. Ее запах так сильно бил в нос, что я снова вспомнил о голоде. Я раскрыл пасть и резко всадил зубы в правое легкое оленя. Вместе с не вышедшим воздухом из него брызнула вверх бесцветная маслянистая жидкость, попавшая на головы нескольким рядом стоящим волкам.
Все это время я, не отрываясь, наблюдал за Ингой, хотя внешне и был поглощен трапезой. И вот сейчас всего несколько дюймов было до ее точеной морды. На этот раз я глянул на нее только мельком. Рывком разорвал легочный ствол, потянул на себя, вытаскивая из-под мяса и левое легкое. Я отступил на несколько шагов, и мое место у туши тут же занял другой болотный. А я же принялся расправляться с кожистой и плохо поддающейся мертвой тканью.
После трапезы на влажной земле, растапливая снег, остались лежать белесоватые ошметки моего ужина, испачканные грязью и кровью. Под мерный лязг зубов, хриплое ворчание, шум возни я отошел от пиршества. Но не далеко.
Обойдя группу стороной, я сел на землю в нескольких футах от темношкурой волчицей. Не знаю, чего я ждал, но почему-то не сводил взгляда с ее головы и спины. Продолжит ли она эту дискуссию, которая на нашем уровне больше походила на возню двух переярков, чем на серьезное противостояние? Или все-таки отступит, признав ошибочность этой лобовой тактики?
Сидя прямо за ней, я даже умудрялся не отбрасывать тени: зимнее солнце светило мне прямо в морду. Между тем мне казалось, что теперь у этого перехода, показавшегося мне сперва тягостным испытанием, появится новая порция перевалов и оврагов.
Я прошелся взглядом по чавкающей публике. Волчица подняла тему, которая волновала многих. И в моих интересах сейчас вести себя тихо, мирно и по возможности быть самим собой. Я крутанул головой, да так, что раздался треск между позвонков.
- Вкусно тебе было?