Каждый мой шаг ранним утром всегда сопровождался зеванием. Не знаю почему, но в последнее время я начал слишком уставать. Наверное потому, что никогда прежде не работал на износ. Я совал свой острый нос во все стайные дела. Ни одна мелочь не обходилась без моего присутствия. И даже когда я пропадал из виду, я незримо следил за каждым вздохом сотенных, отслеживал каждый их шаг, знал местонахождение каждого. По крайней мере, я потратил огромную тучу времени на то, чтобы убедить молодняк в этом.
Сегодня я не хотел с места в карьер пускаться. Нужно было набраться сил, разогреться. Нужен был кто-то посторонний, кто предварительно выбесит меня, введет в форму, после чего уже с чистой, так сказать, совестью можно будет наброситься на тех, кто в чем-то провиниться или просто будет сидеть на жопе ровно.
Иными словами, я ждал встречи с каким-нибудь путником. Не знаю, что должно перемкнуть в голове у волка, чтобы он намеренно потопал к территории каннибалов и вообще как бы то ни было терся рядом с болотами, но тем не менее, надежда меня не покидала.
И я знал, что этот день не станет исключением. Всегда находились те, кто исполнял мои заветные мечты, а в данном случае незначительные будничные цели. Я шел по чаще с отсутствующим выражением на морде. Не смотрел под ноги. За шесть полных лет как-то научился обходить высокие корни и мелкие ямы без этого. Но шел аккуратно, не спотыкаясь.
Но все складывалось довольно скучно. Я с любопытством заглядывал под раскидистые лапища каждого куста в поисках того, кто мог бы навлечь на себя мой не совсем праведный гнев. Однако вокруг не было ни одной живой души. Словно все попрятались куда-то, что, к слову, раздражало меня только на йоту.
Я тяжко вздохнул, но вдруг напрягся. Дернулись оба уха, сузились зрачки. Снова стук. Кто-то маленький, по всей видимости грызун, стучал своими крохотными зубами о твердую поверхность неподдающегося ореха или сражался с корой дерева. Но не столько этот шум, сколько едкий посторонний запах привлек мое внимание.
Крутанув мордой, я резко защелкнул пасть так, что зубы не беззвучно ударились друг о друга. Направился в сторону запаха. И хотя я ждал гостя, был настроен на какой-то издевательски-радушный прием, сейчас я вполне был способен утопить неизвестного в болоте. Уж не знаю, где находилась эта тонкая грань, которую я постоянно не то что переступал, а прямо-аки перепрыгивал.
Несмотря на весь пыл и амбиции, я старался все-таки не шуметь. Двигался резко, преодолевая за раз немалые расстояния, но все же пытался делать это по максимуму беззвучно, чтобы не вспугнуть пташку. Я чувствовал, как под кожей вздулись вены, как движутся скулы и слышал, как поскрипывают зубы. Кого я мог так не любить? Вообще сомневаюсь, что хоть когда-нибудь моя злоба была настоящей, а не наигранной. И сейчас я прекрасно знал, что там может быть либо побитый одиночка, погрязший в болоте, либо фортиец, который с большой вероятностью может быть мне родственником, либо расист, который в одиночку не попрет на гетмана.
В голове пронеслась мысль, что окажись там расист, я сделал бы все, чтобы этот щенок потерял способность разговаривать внятно и запинался на каждой первой букве. Они хотели войны со мной, потому что моя шкура светлого цвета. Я могу устроить фанатикам пятый круг ада, если они того пожелают. У меня тут на болотах свой, знаешь ли, филиал ада.
Я видел темную шерсть и догадывался, с кем мне предстоит встреча. Оголив зубы, похожие на покореженные зубья пилы, я выскочил к темной фигуре и, подняв в воздух с земли клочья земли и облака пыли за счет резкого торможения, навис над распластавшимся на земле потенциальным врагом.
- Кто же у нас здесь? - наклонился низко, почти к самой голове волка. Выпустил воздух через ноздри, взъерошив темную шерсть на лбу. Но я погорячился со своей манерой разговора, которую я нещадно эксплуатировал в подобных ситуациях.
Запах был чужой, но это был не один из ублюдков. Точнее не одна. Передо мной лежала темношкурая волчица из фортийских.
Несколько раз метнувшись взглядом по ее голове, пытаясь как-то сверху рассмотреть глаза, по коим я обычно сразу вспоминал собеседника, я, однако же, не смог этого сделать. И потому отступил на шаг в сторону, стоя по-прежнему рядом с ней, но предусмотрительно отойдя от морды так, чтобы самка не смогла хватануть за лапы.
- Из фортийских, что ли? - максимально равнодушно спросил я, хотя некоторая нотка разочарования все равно проскользнула.

Я совершенно не был измотан, но дышал почему-то тяжело. Так, словно валун придавил мне край души, а вместе с ним и легочный ствол. Мне казалось, что воздух так тяжело проходит в легкие, что я могу услышать скрип стенок трахеи. Конечно, все это было надумано. Мне нужно было о чем-то думать, чтобы перестать задавать себе главный вопрос.
Я был гетманом болотных. Тем, на кого равняются молодые волки из числа сотенных. Тем, кто следит за внешними делами стаи и не дает потенциальным врагам расслабиться. И что я должен был сделать в такой ситуации? Неведомое ранее чувство долга вынуждало меня лишить жизни эту волчицу. И я бы без колебаний сделал бы это, если бы не несколько "но".
Первое, которое, собственно, и остановило меня, заключалось в том, что болотные сейчас, даже при всем своем желании, не могут направо и налево вырезать светлошкурых. Что бы там ни было со смутой, но я понимал, что если мы откроем на них охоту, северяне тоже могут пойти на наш дом с войной.
Вторая причина, сделав несколько кругов вокруг моего мозга, дошла до меня после того, как я услышал голос темной волчицы.
После возвращения в стаю я потерял память о первых двух годах своей жизни, но не рассудок. Мне было сложно адаптироваться к новому миру, который был хорошенько удобрен еще и выходцами с юга. Помимо того, чтобы не огрести от болотных, я старался посвящать часы своей жизни попыткам приспособиться к новому для себя миру. Активно, как никогда раньше, я шел на контакт с жителями стаи. Сомневаюсь, что я в полной мере был собой, общаясь с ними, но я действительно старался быть настоящим Гайром.
Нельзя было сказать, что во мне зародилась какая-то отзывчивость и стремление помогать состайникам, но это было нечто очень похожее. Тогда же я познакомился с Мираж, которой только-только исполнилось два года. Если сравнивать наш жизненный опыт и мировоззрение, я был тогда для нее древним стариком, с которого, по идее, должен уже песок сыпаться. Я производил впечатление побитого жизнью бродяги, но никак не молодого пятилетнего волка. Наверное, в тот момент я и решил как-то поработать над своим образом жизни.
Отношения с Мираж складывались неплохие. Я не заметил, как привязался к ней. Хотя, пожалуй, возвращение в семью так растрогало меня, что я готов был привязаться к любому и рьяно оберегать его от невзгод жизни. Позднее я поостыл. И правильно сделал. Но Мираж заняла какое-то свое определенное место среди черни моей души.
- Ты что здесь делаешь? - я говорил не без раздражения, как когда-то обращался и к Анке, когда та лезла куда не надо, подвергая свою жизнь опасности.
Свою младшую сестренку я не уберег. Я не мог подумать, что пятилетней самке с мужем и двумя детьми может угрожать хоть какая-то опасность внутри стаи. И уж тем более сейчас, пройдя через все это, потеряв всех кровных родственников, кроме двух племянников, я не мог позволить так нелепо и просто лишиться еще и Мираж. Впрочем, что я, находясь на болотах, мог сделать для ее безопасности?
Только она сама могла для себя принять такое важное решение, как ни за что никогда, ни при каком условии не подходить к землям каннибалов, черт ее дери. Эта безответственность и безразличие к собственной шкуре меня и взбесили. Я чувствовал, как подрагивает верхняя губа. Еще немного, и я готов был рыкнуть на нее.
- До нашей земли несколько ярдов, - как я ни старался, а все же клекот в горле мешал говорить спокойно и четко. И я решил все-таки взять паузу в разговоре. Защелкнул пасть, попытался расслабить все мышцы на морде разом, медленно закрыл и раскрыл глаза. А Мираж, как ни в чем не бывало, лежала около моих ног. Словно игра на струнах моих нервов доставляла ей удовольствие.
- Ну, чего разлеглась? - теперь уже слишком резко обратился я к ней.
Я поднял голову, покрутил ей влево и вправо, словно разминая шею. А сам думал о том, один ли это я такой умный, догадался обойти границы. Если нет, то очень скоро нагрянут сюда каких-нибудь двое из ларца одинаковых с лица. И тогда все, чем я смогу помочь Мираж, так это перегрызть глотку в первую очередь, а не в последнюю. Весьма забавно, что мысль о ее безопасности тревожит меня больше, чем ее саму.